По благословению Высокопреосвященнейшего Мефодия, митрополита Пермского и Кунгурского.
Главная страница
Прав. календарь
      

Мученический путь Пермской епархии в годы гражданской войны: новые материалы и новые имена пострадавшего духовенства

По данным Пермского епархиального совета, полученным к маю 1919 г., в период красного террора на территории Пермской губернии погибли 111 служителей Церкви. До недавних пор несколько имен из этого скорбного числа все еще не удавалось установить. Однако «нет ничего тайного, что не сделалось бы явным…» (Лк. 8, 17). Недавно в одном из прекращенных архивно-следственных дел был обнаружен последний номер «Пермских епархиальных ведомостей», изданный в период гражданской войны, в котором сообщались не известные ранее имена священнослужителей, принявших мученическую кончину в 1919 году.

Для удержания власти, захваченной в результате Октябрьского переворота, большевики с неизбежностью должны были перейти к широкому применению насилия, принуждения и террора. Стремясь обосновать и оправдать репрессивные действия, Л.Д. Троцкий заявлял: «Устрашение является могущественным средством политики, и надо быть лицемерным ханжой, чтоб этого не понимать…»[1]; ему же принадлежит «знаменитое» высказывание: «Если расстреливать, то без разбора, если в лагеря – сажать поголовно вне зависимости от отношения к конкретным распоряжениям и действиям властей, если заложники – неважно кто: женщины, дети, старики, главное, что они числились по “контрреволюционному ведомству”». О том же писал В.И. Ленин, который призывал «расстреливать заговорщиков и колеблющихся, никого не спрашивая и не допуская идиотской волокиты»[2], требовал «провести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев; сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города»[3]. Эти воззрения легли в основу тактики организованного, государственного террора.

Волна насилия постепенно распространилась по всей России, захлестнув и Пермскую губернию. Первые акты подавления антибольшевистских выступлений относятся к январю-февралю 1918 г., когда в ответ на переворот и разгон Учредительного собрания имели место протесты разных партий, саботаж чиновников, забастовка служащих и учителей. В феврале резолюции в защиту Учредительного собрания, против большевистских Советов и против произвола продотрядов принял ряд сельских обществ Острожской и Дубровской волостей Оханского уезда; посланным в начале марта на усмирение крестьян этих волостей карательным отрядом было убито 12 человек, что стало одним из первых эпизодов красного террора в Прикамье. 21 марта с требованием хлеба, перевыборов Совета, свободы слова, печати и проч. выступили рабочие Кизеловского завода в Соликамском уезде. В середине мая произошли волнения рабочих на почве перебоев в снабжении продовольствием на Мотовилихинском заводе и в Главных железнодорожных мастерских Перми, что привело к массовым арестам и объявлению Пермского округа на военном положении. 27 мая военное положение было введено также в г. Оса и Осинском уезде[4].

Выступление чехословацкого корпуса в мае 1918 г. положило начало широкомасштабной гражданской войне на востоке России. Одновременно с борьбой на фронтах большевики усилили репрессии против своих политических противников в тылу. В июне 1918 г. в циркуляре юридического отдела Пермского губернского совета отмечалось, что «за последнее время бывает много случаев расстрела частных граждан местными исполкомами советов без достаточных оснований»; в то же время Пермская окружная ЧК выступила с предупреждением, что «все, кто будет вести агитацию против советской власти и распространять ложные, нелепые слухи, будут преследоваться ЧК путем самых суровых мер и в случае поимки на месте преступления будут беспощадно расстреливаться»[5]. Объектами жесточайшего насилия в первую очередь стали «классово-чуждые элементы», в том числе священнослужители.

Репрессии против Церкви в Прикамье в 1918-1919 гг. носили поистине беспрецедентный характер; духовенства и мирян пострадало здесь больше, чем в какой-либо другой губернии России в этот период.

25 мая 1918 г. Пермский ревтрибунал объявил решение о привлечении к ответственности архиепископа Пермского и Кунгурского Андроника (Никольского). 17 июня архипастырь был арестован, а в ночь на 20 июня злодейски убит.

В июле погибли сельские священники Игнатий Якимов, с. Чураков Чердынского у., расстрелянный за проповеди, Виктор Никифоров, с. Комарова Осинского у., и Михаил Накаряков, с.Усолья Соликамского у.; последний после расстрела был колот штыками и утоплен. 

 27 августа под Пермью без суда и следствия были расстреляны архиепископ Черниговский Василий (Богоявленский), ректор Пермской духовной семинарии архимандрит Матфей (Померанцев) и миссионер Алексей Зверев – члены комиссии Священного Собора по расследованию дела об убийстве архиепископа Андроника. В том же месяце в Красноуфимске были расстреляны протоиерей собора Алексий Будрин и священник собора миссионер Лев Ершов, убит иерей с. Верх-Суксунского Красноуфимского у. Александр Малиновский.

В связи с действиями продотрядов и объявлением мобилизации 18 августа вспыхнуло крестьянское восстание в Сепычевской вол. и пяти смежных волостях Оханского уезда. И хотя руководителям восстания удалось скрыться, карательным отрядом было расстреляно 83 человека – «кулаки, попы и офицеры». В их числе 4 сентября в с. Сепычи мученическую смерть приняли местный священник Иоанн Бояршинов, за колокольный звон, и священник завода Очер Алексий Наумов.

Невиданные до тех пор размеры террор принял после убийства 30 августа 1918 г. председателя Петроградской ЧК М.С. Урицкого и покушения на следующий день на В.И. Ленина. Обоснованием репрессий стал изданный 5 сентября декрет Совнаркома «О красном терроре», согласно которому лица, «прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам», подлежат расстрелу, а «классовые враги» – заключению в концентрационные лагеря. По всей стране прокатилась волна массовых расстрелов заложников.

К 10 сентября в Перми было расстреляно 44 заложника, к 9 октября – еще 37, в их числе протоиереи Рождество-Богородицкой церкви Соликамска Александр Шкляев и Юговского заводского собора Пермского у. Алексий Стабников, священники Свято-Троицкой церкви Перми Константин Широкинский и Спасской церкви Соликамска Григорий Гаряев. В Кунгуре в сентябре 1918 г. было расстреляно 29 заложников, в том числе иерей городского собора Владимир Белозеров и два священника кунгурской Тихвинской церкви: Павел Соколов и Александр Калашников.

В сентябре в ряде волостей Усольского (Соликамского) уезда вспыхнуло восстание, подавленное отрядами ЧК и отрядами из Кизела. Часть предполагаемых руководителей схватили и 10 человек публично расстреляли[6]. Среди них оказались три священника сельских церквей: Александр Преображенский, Николай Онянов и Александр Махетов, а также диакон Спасской церкви Соликамска Александр Ипатов. В общей сложности в сентябре-октябре в Пермской губернии погибло не менее 20 священнослужителей.

Трагическая ситуация в Прикамье описана в письме, подготовленном профессурой Пермского университета в адрес университетов Европы и Америки. В документе, в частности, отмечалось: «Общие условия гражданской жизни невыносимы… За неосторожное слово или по доносу вашего врага вы попадаете в ведение Чрезвычайной комиссии, которая сажает вас в тюрьму, где вас подвергают мучениям, морят голодом и где вы живете под страхом, что с вами поступят так же, как с вашими соседями по заключению, которых на ваших глазах десятками уводят на расстрел… Свободная проповедь в церкви влечет за собой тюрьму и расстрел… Провозглашенная в Конституции свобода совести на практике превратилась в сплошное гонение религии с дикими расправами над духовенством…»[7].

Своего апогея красный террор в отношении духовенства достиг в декабре 1918 г. в связи с неудачами Красной армии на фронте и приближением к Перми Сибирской армии адмирала А.В.Колчака. В ночь на 17 декабря в Каме были утоплены три пермских протоиерея: Алексий Сабуров, Иоанн Пьянков и Николай Яхонтов. 17 декабря вместе с десятью прихожанами своей церкви был расстрелян диакон с. Сылвино-Троицкого Пермского у. Василий Кашин. 23 декабря в Перми был расстрелян вместе с сыном – бывшим офицером – священник Преображенской церкви Чердыни Евграф Плетнев. В ночь на 24 декабря принял мученическую кончину временно управляющий Пермской епархией епископ Соликамский Феофан (Ильменский), с ним вместе убиты три священника и пять мирян.

24-25 декабря разразилась так называемая «Пермская катастрофа» – белые взяли Пермь и продолжили движение на запад. Отступление красных сопровождалось новыми казнями и захватом заложников. 29 декабря, в канун предполагавшегося оставления Оханска, местная ЧК расстреляла восемь граждан города, в том числе священника собора Владимира Алексеева, который после казни был сброшен в Каму. 30 декабря были изрублены саблей протоиерей церкви села Култаева Пермского у. Николай Бельтюков и священник той же церкви Александр Савелов. В этот же день 30 декабря при первом занятии пос. Нытвинский завод Оханского у. белым удалось захватить списки приговоренных к расстрелу. По утверждению колчаковской газеты «Современная Пермь» в этом списке значилась поголовно вся интеллигенция Нытвы, в первую очередь священнослужители, и лишь неожиданное быстрое продвижение колчаковской армии сорвало жестокую расправу[8].

По сведениям Пермского епархиального совета, в декабре мученическую кончину приняли более 20 служителей Церкви. В это число вошли и заключенные концлагеря, организованного в августе-сентябре 1918 г. в Соликамском уезде при Кизеловских каменноугольных копях. Кизеловский концлагерь, так называемый «рабочий батальон принудительного труда», сами большевики называли «могилой для контрреволюционеров, попов, эсеров и меньшевиков всего Урала». Осенью здесь работали уже более 600 человек. Именно в Кизеле завершили свой земной путь от голода, холода, болезней и насилия большинство погибших иноков и инокинь Белогорского, Успенского и Иоанно-Богословского монастырей Пермской епархии. 18 декабря 1918 года Кизел взяли части Белой армии. Перед оставлением поселка всех заключенных, находящихся в Кизеле и Губахе, большевики собрали на Ленинской копи; часть из них отослали в Усолье, где многие погибли от холода, запертые в одной из часовен под Соликамском; других в декабрьские морозы пешим ходом этапировали в Пермь, третьи погибли на месте. Надпись на обороте сохранившейся фотографии духовенства, работавшего в Кизеле, гласит: «В 1918 году арестованное советской властью бывшее духовенство сфотографировали на работах на Княжеской шахте… Сброшены 5 декабря 1918 года в Старо-Коршуновскую копь» [9].

После тяжелых сражений января 1919 года противоборствующие силы перешли к позиционным боям. За Красной армией осталась западная часть Пермской губ., включая многие селения Оханского, Осинского и др. уездов, где продолжились убийства духовенства: в январе-феврале здесь погибло более десяти священнослужителей. Возобновившееся в марте наступление белых привело к падению Советской власти на всей территории Пермской губернии. В честь этого события 13 апреля, в Вербное воскресенье, на площади Кафедрального собора Перми был совершен архиерейским служением торжественный благодарственный молебен.

Еще 1 января 1919 г. по распоряжению начальника гарнизона Перми подполковника М.В. Эпова в губернии была создана комиссия «по расследованию преступных деяний большевиков и их сотрудников». Пермский епархиальный совет делегировал в ее состав от духовенства священника Богородице-Рождественской церкви Перми Василия Морозова, вместо которого со второго заседания в работе участвовал протоиерей Богородице-Скорбященской церкви Андрей Знаменский. В документах комиссии особо отмечалось, «что духовенство вообще подвергалось всевозможным истязаниям и принимало мученическую кончину; многие из священников были в руках “чрезвычайной следственной комиссии”, где практиковались пытки»[10]. 14 марта 1919 г. в Омск на имя министра юстиции колчаковского правительства был направлен первый официальный список служителей Церкви, убитых большевиками в Пермской губернии, включавший 55 имен [11].

13 марта 1919 г. Высшее Временное Церковное Управление предложило архипастырям и Епархиальным советам епархий, находящихся под властью Омского правительства, предоставить материалы «о фактах гонения на Церковь и насилия над исповедниками православной веры во время большевистской власти». Временно управляющий Пермской епархией епископ Чебоксарский Борис (Шипулин) и Пермский епархиальный совет предписали благочинным собрать и доставить «в самом непродолжительном времени» подробные сведения. Полученные с мест донесения позволили в первом же номере возобновленных «Пермских епархиальных ведомостей», датированном 28 марта, напечатать существенно уточненный и дополненный список пострадавшего духовенства. В этот список вошли имена 98 служителей Пермской Церкви (в их числе было 2 архиерея, 10 протоиереев, 41 священник, 5 диаконов, 4 псаломщика, 36 монашествующих Белогорского монастыря и Серафимовского скита), а также трех членов Священного Собора, присланных в Пермь для расследования дела об убийстве архиепископа Андроника[12]. На основании этих сведений с большим опозданием, лишь 24 мая, в Омск был направлен дополнительный список погибшего духовенства, включавший 49 имен[13].

Между тем к середине мая Пермский епархиальный совет получил известия еще о пяти священнослужителях, пострадавших от большевиков. Их имена сообщались в последнем увидевшем свет номере «Пермских епархиальных ведомостей» в следующей заметке:

«В настоящее время список священнослужителей Пермской епархии, убитых и замученных большевиками, опубликованный в № 1 “Епархиальных Ведомостей”, должен быть дополнен следующими лицами:

1. Священник с. Отева Соликамского у., благочинный 3 Соликамского округа Димитрий Попов.

2. Священник с. Очерско-Острожского Оханского у. Иоанн Дмитриевский.

3. Священник с. Дворецкого Оханского у. Михаил Чечулин. (Тело найдено и с честью погребено в Великую Субботу).

4. Диакон с. Говырина Оханского у. Келсорин Грамолин.

Кроме того священник ст. Верещагино Оханского у. Григорий Орлов увезен большевиками неизвестно куда»[14].

В той же заметке сообщалось, что «всего за время красного террора в епархии погибло 3 архиерея, 10 протоиереев, 44 священника, 6 диаконов, 4 псаломщика и 44 чел. из монашествующих». Эти последние официальные данные вскоре были распространены колчаковским Российским телеграфным агентством[15].

Четверо из пяти пострадавших священнослужителей, имена которых были обнародованы в мае, служили на приходах двух соседних благочиний Оханского уезда, оставшегося под властью большевиков после «Пермской катастрофы». Села Очерско-Острожское, Дворец, Говырино и станция Верещагино оказались в зоне кровопролитных боев, которые возобновились 5 марта 1919 г. наступлением колчаковской армии, ударившей к югу от Оханска. Через несколько дней части красных оставили Оханск и отошли к Очеру; однако 8-9 марта их фронт у расположенного северо-восточнее села Дворец был прорван и в Очере оказался заперт 1-й Уральский полк, который 10 марта с трудом вышел из окружения и отошел на позиции у станции Бородулино. Заняв Очерский и Павловский заводы, белые продолжили развивать наступление, и большевики были вынуждены отступить на запад, оставив не только Бородулино, но и станцию Верещагино. 17 марта генерал Пепеляев провел осмотр войскам 1-й Сибирской дивизии белых, штаб которой расположился в Очере.

По-видимому, именно в период января-марта 1919 года решилась участь последних жертв гражданской войны из духовенства Пермской епархии. Что известно об этих священномучениках?

Священник Попов Димитрий Николаевич родился в 1874 г. в Пермской губ. Происходил из духовенства. В 1889 г. окончил Пермское духовное училище по второму разряду и был удостоен перевода в первый класс семинарии[16]. Учеба юноше давалась непросто, в 1892 г. он окончил 2-й класс с переэкзаменовкой по Священному Писанию и литературе и вышел из семинарии[17]. Принял сан диакона. К 1896 г. состоял диаконом домовой церкви в честь Владимирской иконы Божией Матери при Кунгурском Иоанно-Предтеченском женском монастыре[18].

Не ранее 1899 г. хиротонисан во иерея. К 1903 г. служил священником Свято-Троицкой церкви села Дубровского Осинского уезда. 5 июня 1904 г. перемещен к Сретенской церкви с. Бердышевского Оханского уезда; священником этой же церкви упоминается в 1908 и 1909 гг. [19]

К 1911 г. являлся настоятелем Иоанно-Златоустовского храма села Отево Соликамского уезда – однопрестольной деревянной церкви, построенной в 1895 г.; имел набедренник. Состоял заведующим приходских школ в с. Отево и деревне Жеребцово, причем в Отевской школе был также и законоучителем. Неоднократно упоминался в числе местных деятелей начальных церковных школ, которые «наиболее ревностно относятся к школьному делу»[20].

Состоял членом Благочиннического совета и членом ревизионной комиссии 3-го округа Соликамского уезда[21]. Не позднее 1918 года стал благочинным округа, исполняя это послушание вплоть до мученической кончины.

Священник Дмитриевский (Дмитревский) Иоанн Алексеевич родился в 1865 г. в семье пономаря сельской церкви Касимовского уезда Рязанской губ. Его отец Алексей Дмитревский с 1873 г. служил сверхштатным пономарем Обновленской церкви села Малеево Касимовского у., в 1885 г. был определен на вакансию псаломщика в село Токарево того же уезда, где и скончался в 1890 году[22].

В 1879 г. юноша окончил Касимовское духовное училище[23], в 1886 г. – Рязанскую духовную семинарию, был рукоположен в сан диакона и определен на диаконскую вакансию к Георгиевской церкви села Требунки Данковского у. Рязанской губ.[24]

В конце 1880-х – начале 1890-х гг. рукоположен в сан священника Рязанской епархии. В 1890-е гг. перешел в клир Пермской епархии и в последующем упоминался с фамилией Дмитриевский. К 1898 г. являлся священником Введенской церкви села Верх-Яйвенское (Верх-Яйвинское, Верх-Яйва) 1-го благочиннического округа Соликамского уезда[25]. В 1899 г. награжден набедренником «за усердные пастырские труды», в 1903 г. – скуфьей «за отлично-усердную службу»[26].

Не позднее 1906 г. определен старшим священником к церкви Красносельского Иоанно-Предтеченского женского монастыря. Обитель была учреждена в 1890 г. при храме села Красное (слобода под Соликамском, ныне в черте города) в виде женской общины, которая в 1894 г. получила статус общежительного монастыря с передачей ему приходской Иоанно-Предтеченской церкви. В монастырском отчете за 1909 год приводились интересные сведения о богослужебной жизни обители:

«…Причт монастырского храма состоит из двух священников. Старший о. Иоанн Дмитриевский и 2-й священник на диаконской вакансии о. Михаил Салтурин. Богослужения в монастырском Иоанно-Предтеченском храме совершаются с 1906 года августа месяца ежедневно; священно-церковнослужители чередуются поседмично… Церковные Богослужения совершаются всегда согласно с уставом св. Церкви в установленное время и с должным благоговением. Чтение и пение при Богослужениях производится сестрами обители всегда с должным приготовлением: первое неспешно и отчетливо, а второе не крикливо и умилительно, на гласы и по нотам… В Воскресные и Праздничные дни, как бдения, так и Литургии, певчие сестры поют на два хора, а за Всенощными бдениями под эти дни стихиры поются с канонаршеством. В эти дни священнослужителями на литургии неопустительно произносятся поучения из творений Св. Отцов, или печатных сборников…

В отчетном году 31-го числа июля месяца Красносельская обитель удостоена высокого посещения Его Преосвященства, Преосвященнейшего Палладия[27], Епископа Пермского и Соликамского, и в настоящее число Его Преосвященству благоугодно было совершать в Иоанно-Предтеченском монастырском храме Божественную Литургию; пел архиерейский хор… Кроме того, обитель посещена 25 сентября благочинным женских монастырей Всечестнейшим о. Игуменом Варлаамом[28], для обозрения обители и назидания насельниц оной. 25-го сентября о. Благочинный присутствовал на общем монастырском правиле и у Божественной Литургии, а на 26 сентября изволил совершить в храме сего монастыря Всенощное бдение, за которым говорил назидательные поучения»[29].

Помимо Иоанно-Предтеченского храма монастырские священники окормляли приписную каменную Пророко-Ильинскую церковь, постройки 1905 года.

К 1912 г. отец Иоанн имел камилавку [30]. Не позднее 1913 г. он был перемещен к новому месту служения и к 1917 г. состоял священником двухпрестольной каменной Сретенской церкви села Очёрско-Острожского 1-го благочиннического округа Оханского уезда. Окормлял также паству приписной деревянной Введенской церкви в деревне Окуловой. К 29 июня 1917 г. – празднику славных и всехвальных первоверховных апостолов Петра и Павла – награжден наперсным крестом, от Святейшего Синода выдаваемым[31].

Священник Чечулин Михаил Яковлевич родился в 1875 г. в Пермской губ. в семье священнослужителя. Его отцом предположительно был иерей Яков Васильевич Чечулин, в 1864 г. окончивший курс Пермской духовной семинарии, к 1877 г. священник с. Димитриевского (помощник настоятеля), в 1890-е – нач. 1900-х гг. священник Николаевской церкви села Кудымкорского 3-го благочиннического округа Соликамского у., в 1901–1902 гг. благочинный этого округа[32].

В 1890 г. Михаил окончил Пермское духовное училище и был удостоен перевода в первый класс Пермской духовной семинарии[33]. После нескольких лет обучения он вышел из семинарии (ок. 1893-1895 гг.). Принял сан диакона.

К 1903 г. служил диаконом Рождество-Богородицкой церкви села Отевского (Отево) Соликамского уезда. 26 августа 1903 г. перемещен к Покровской церкви села Касибского, того же уезда, с рукоположением в сан священника и оставлением на диаконской вакансии; хиротония была совершена 12 октября.[34] Не позже 1908 г. перемещен на новое место служения.

К 1911 г. состоял священником Свято-Николаевской церкви села Дворец (Дворецкое) 1-го благочиннического округа Оханского уезда, имел набедренник.[35]  

Село Дворец стояло на реке Нытве. Упоминание о нем – как о деревне Верх-Нытвенская, или Поселье, – встречалось в письменных источниках с 1795 года, а в 1801 г. появилось новое название – деревня Дворецкая (по одной из версий, в честь дачи Строгановых – «дворца»). В 1839 г. здесь была построена первая церковь – деревянная, двухпрестольная, освященная в честь свт. Николая Мирликийского. В мае 1909 г. церковь обгорела и вместо нее построили каменную. Часть забот по возведению, благоустроению и благоукрашению нового храма легла на плечи иерея Михаила Чечулина. В стенах этого храма он служил до последних дней жизни.

Пастырь принял мученическую кончину. Его тело было найдено и достойно погребено в Великую Субботу Страстной седмицы – 6 (19) апреля 1919 г.

Диакон Ганимедов (Грамолин) Кенсорин.Об этом священнослужителе известно очень немногое. В 1915 г. Кенсорин Ганимедов окончил курс Пермского псаломщического училища и 22 ноября того же года был назначен «исправляющим должность псаломщика» к Княже-Всеволодовской церкви села Сива Оханского уезда[36].

Не ранее 1916 г. принял сан диакона. К 1918 г. состоял диаконом Крестовоздвиженской церкви с. Говырино (Говыринского) 1-го благочиния Оханского уезда. Служил под началом настоятеля храма священника Петра Конюхова[37].

29 декабря 1918 г. в соседнем селе Мокино, Оханского у., мученически погибли настоятель местной Николаевской церкви священник Павел Аношкин и диакон Григорий Смирнов. Они были зверски зарублены шашками, исколоты штыками и расстреляны красноармейцами отступающего Путиловского полка 29-й стрелковой дивизии. Вскоре Мокино заняли части Белой армии. По просьбе командира полка белых 5 (18) января 1919 г. сюда из Говырино прибыли священник и диакон, которые совершили отпевание и достойное погребение мучеников.

Об этом рассказал впоследствии на допросе иерей Петр Конюхов, арестованный 24 января 1927 г. в селе Говырино, где он по-прежнему служил священником:

«18 января нового стиля 1919 года с диаконом Кенсарином Ганимедовым я был вызван официальной бумагой командиром полка Белой гвардии в село Мокино для погребения убитых – священника Павла Аношкина, диакона Григория»[38].

В феврале-марте 1919 года мученическую кончину принял и отец Кенсорин.

Священник Орлов Григорий Николаевич родился в 1868 г. в Пермской губ. в семье священнослужителя. Окончил Пермское духовное училище. В 1889 г. уволился по прошению из 3-го класса Пермской духовной семинарии[39]. Принял сан диакона.

К 1894 г. состоял диаконом домовой церкви в честь Владимирской иконы Божией Матери при Кунгурском Иоанно-Предтеченском женском монастыре[40]. К 1896 г. служил диаконом Крестовоздвиженской церкви с. Сергинского 1-го благочиннического округа Пермского уезда[41]; на этом месте служения в 1903 г. отец-диакон был награжден благословением Святейшего Синода «за заслуги по духовному ведомству» [42].

Ок. 1906 г. рукоположен в иерейский сан. К 1911 г. состоял настоятелем Александро-Невской церкви на железнодорожной станции Вознесенская 3-го благочиния Оханского уезда, имел набедренник[43]. Являлся одним из первых священников этого храма, построенного в 1906 г. в дополнение к приходской церкви одноименного села Вознесенского. Определением Святейшего Синода от 12 марта – 2 апреля 1915 г. награжден камилавкою ко дню рождения Его Императорского Величества[44].

В декабре 1915 г. станция Вознесенская была переименована в Верещагино в честь художника-баталиста Василия Васильевича Верещагина, который в начале 1904 г. останавливался здесь и делал зарисовки, по пути на Дальний Восток для участия в Русско-японской войне, где вскоре погиб. В гражданских документах станция называлась по-новому, в церковных – по-прежнему именовалась Вознесенской. Ко дню Святой Пасхи – 22 апреля (5 мая) 1918 г. – Григорий Орлов, священник «церкви, что при станции Вознесенской, Пермской железной дороги, Оханского уезда» Священным Синодом был удостоен награждения наперсным крестом [45].

Железнодорожная станция являлась стратегическим узлом, за который шли ожесточенные бои. После «Пермской катастрофы» она осталась за Красной армией. В феврале 1919 г. на станцию Верещагино был привезен и здесь расстрелян священник Павловского завода Петр Кузнецов. Иерей Григорий служил в станционной церкви, по-видимому, до весны 1919 года. В середине марта Верещагино заняли белые. Перед оставлением позиций красные забрали с собой священника – возможно, как заложника. Его участь остается неизвестной.

***

В результате Пермской наступательной операции в ночь на 1 июля 1919 г. части Красной армии вошли в Пермь, а вскоре заняли и южные районы Прикамья. На восток вместе с белыми ушло большинство священнослужителей, хотя по окончании боевых действий многие из них вернулись в Пермскую епархию. Победившая власть еще долгие годы преследовала своих идейных противников периода гражданской войны.

23–25 сентября 1922 г. в Перми прошли открытые заседания Пермского губернского революционного трибунала по обвинению протоиерея Василия Морозова[46] в контрреволюционной деятельности при власти Колчака. В вину клирику ставилось, в частности, то, что с февраля 1919 г. он являлся редактором «Пермских епархиальных ведомостей» и опубликовал списки погибшего духовенства; кроме того, в феврале–апреле он устраивал «Вечера скорби памяти жертв красного террора», на которых «яркими красками» рисовал историю «большевистского гонения на св. Церковь».

Материалы суда позволяют понять некоторые из причин, по которым власти пошли на организацию открытых показательных процессов через 3 года после прекращения гражданской войны на территории губернии. По-видимому, основным побудительным мотивом являлось стремление снять с себя обвинение в организации жестокого террора 1918-1919 гг., жертвами которого стали десятки священнослужителей, и оправдать насилие, доказав контрреволюционность духовенства, его вину в поддержке одной из противоборствующих сторон гражданского конфликта. Кроме того, следовало поставить под сомнение число жертв и обстоятельства их гибели, тем самым обвинив Церковь в клевете на советскую власть. Эти выводы следуют из вопросов Председателя Трибунала Г.Л. Падучева и членов Трибунала Юдникова и Овчинникова, заданных протоиерею Василию Морозову в судебном заседании 23 сентября:

«Овчинников: Вы редактировали Епархиальные ведомости, не можете ли вы сказать об этих списках убитых священников? И откуда такие сведения получались?

Морозов: Это было составлено первенствующим членом [Епархиального] совета, эти списки были написаны его собственной рукой и [были] резолюции архиерея напечатать, некоторые сведения они черпали из советских газет.

Пред. Трибунала: В своих речах вы говорили об убийствах и расстреле священников, описывали, как их мучили, откуда это вам известно?

Морозов: Да, это мне было известно со слов отца Андрея[47], который составлял списки, был приказ от Высшего Церковного Управления, а они сделали рассылку по всем церквам об убитом духовенстве. Они эти сведения сконцентрировали и были представлены в списке.

Пред. Трибунала: Эти сведения были даны Сергеевым, как вы их считаете за достоверные?

Морозов: Такие же сведения были в Известиях Пермских.

Пред. Трибунала: Откуда эти люди могут знать, как этот человек расстрелян?

Морозов: Лично подробностей я не говорил, но это вполне естественно, т. к. были найдены трупы священников; одни были задушены епитрахилью[48], другие были проткнуты несколько раз штыками.

Пред. Трибунала: Вы сами этих трупов не видали?

Морозов: Нет, не видал, видел лично сам только труп священника Широкинского. [Чуть ранее он показал, что один раз был вызван в следственную комиссию белых по делу убийства Култаевского священника[49], «который был привезен в Пермь на новое кладбище и с него была снята фотография», т.е. о. Морозов видел тело погибшего или его фото].

Пред. Трибунала: Но распространять вещи, которых вы не видали, похоже на сплетни»[50].

Более жесткие заявления – о фальсификации Церковью, ради антибольшевистской пропаганды, материалов о гонениях большевиков и о сонме погибших за веру – сделал в своем выступлении представитель государственного обвинения: «О том порядке, как производились красными казни, зачем нужно было закапывать в землю предварительно и как закопанного человека можно расстрелять и проч. и проч. Известны ли вам подобные случаи? Мы спрашиваем его, видали ли вы воочию это? – Нет, не видал. Если бы взять все эти выражения и слова… то получили бы ряд подобных нелепостей, являющихся только лишь лозунгами, которые будучи брошены в народные массы, должны были произвести соответствующий эффект… Тот же самый пример в глуши Чердынского уезда в каком-нибудь селе Юрлинском, далеко от места происшествия, должен произвести соответствующий эффект, священник, получивший номер [Пермских епархиальных ведомостей], воспринявший каждое слово как действительность, он создает те неимоверные чувства, которых не было никогда, для того чтобы очернить красные войска, бывшие здесь в 1918 году. Здесь сплошное извращение действительной перспективы…»[51].

Организация открытого процесса имела и другую причину. У власти были серьезные основания сомневаться в лояльности пермского духовенства во главе с епископом Пермским Сильвестром (Братановским), которое под сильнейшим внешним давлением в августе 1922 г. признало ВЦУ и уклонилось в раскол. Находившийся под следствием, хотя и на свободе, протоиерей Морозов даже вошел в состав обновленческого Епархиального управления. Однако прозвучавшие на суде вопросы о том, насколько искренен был Морозов, признав обновленцев, указывали на недоверие, и не только к подсудимому. Еще 31 июля Пермский губком РКП(б) и губернский отдел ГПУ разослал уездным партийным комитетам секретное циркулярное письмо в связи с предстоящим 28 сентября епархиальным съездом. В документе сообщалось, что подготовку к съезду «ведет губернская епархиальная комиссия, состоящая преимущественно из монархического лагеря духовенства и выработавшая себе программу к съезду с расчетом отстоять епископа Сильвестра и в лице его весь монархической церковный порядок, таким образом одержать победу над прогрессивным духовенством нашей губернии… Необходимо усилить в данное время агитационную работу, выявляя ярче и конкретнее отрицательную деятельность и поведение князей церкви и попов-сторонников монархического течения, чтоб симпатии населения и прихожан в момент выборов повернуть в сторону прогрессивного духовенства…»[52].

Протоиерей Василий Морозов был осужден за 3 дня до открытия Пермского епархиального съезда. 25 сентября трибунал приговорил его к 7 годам лишения свободы за контрреволюционную пропаганду.

Те же причины лежали в основе и второго громкого процесса, организованного Пермским губотделом ГПУ в связи с событиями гражданской войны. 2 октября 1922 г. в Секретный отдел ГПУ в Москву фельдъегерем была направлена следующая почтотелеграмма из Перми:

«При слушании Трибунале дела по обвинению священника Морозова за к-р деяния в Перми при власти Колчака в 1919 году где виновность Морозова установлена, но он являлся второстепенным лицом, т/к всей епархией руководил Епископ Борис, каковой был специально послан Омским правительством в Пермь как агент Колчака, и бытность свою в Перми зарекомендовал себя ярым к-р. Дело Морозова слушалось при большом стечении публики и носило агитационный характер, уличающий к-р деятельность духовенства, и свелось к полному уличению Епископа Бориса в активной борьбе с большевиками, в настоящее время Епископ Борис по сведениям находится в г. Уфе полагаем также Епископом. Для более уличенности работы духовенства в Перми при Колчаке просим разрешить арестовать Епископа Бориса и препроводить в Пермь для привлечения к ответственности и Суду Трибунала»[53].

19 октября по запросу Пермского Губотдела ГПУ и с согласия СО ГПУ епископ Уфимский Борис (Шипулин) был в Уфе арестован и 27 октября доставлен в Пермь для проведения дознания. Архипастырь обвинялся в произнесении контрреволюционной речи в кафедральном соборе при встрече адмирала Колчака, в организации «Вечеров скорби» по павшим от рук большевиков, а также в издании «Пермских епархиальных ведомостей» с публикацией в них списков пострадавшего духовенства. Заседания трибунала по делу Преосвященного Бориса прошли 17–19 января 1923 г. [54]

Второй публичный пермский процесс был призван на новом уровне – с обвиняемым-архиереем – решать прежние задачи, связанные с дискредитацией православной Церкви и с поддержкой обновленческого раскола. Однако он преследовал и новую цель, являясь своего рода репетицией готовившегося в Москве открытого суда над Святейшим Патриархом Тихоном. Путь исповедничества и мученичества, на который ступила Русская Церковь в 1917 году, еще только начинался…

Зимина Н.П. (ведущий специалист Отдела новейшей истории Русской Православной Церкви Богословского факультета ПСТГУ)


[1] Цит. по: Гуль Р. Дзержинский. М., 1992. С. 68.

[2] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 50. С. 165. Из телеграммы от 22 августа 1918 г. в Саратов в связи с крестьянскими антибольшевистскими волнениями.

[3] Там же. С. 143-144. Из телеграммы от 9 августа 1918 г. в Пензенский губисполком.

[4] Обухов Л.А. Прикамье в годы гражданской войны: https://www.permgaspi.ru/publikatsii/konferentsii/grazhdanskaya-vojna-na-vostoke-rossii/l-a-obuhov-prikame-v-gody-grazhdanskoj-vojny.html; Обухов Л.А. Репрессии и террор в Прикамье в годы гражданской войны // Годы террора: электронная Книга памяти жертв политических репрессий: http://kniga.pmem.ru/13-2-repressii-terror-v-prikame-v-gody-grazhdanskoj-vojny.htm.

[5] Цит. по: Обухов Л.А. Прикамье в годы гражданской войны.

[6] Обухов Л.А. Репрессии и террор в Прикамье в годы гражданской войны.

[7] Цит. по: Обухов Л.А. Репрессии и террор в Прикамье в годы гражданской войны.

[8] Обухов Л.А. Репрессии и террор в Прикамье в годы гражданской войны.

[9] Сергия (Королева), монахиня. Красный террор в Оханском уезде: https://ruskline.ru/analitika/2016/02/13/krasnyj_terror_v_ohanskom_uezde/. По-видимому, дата указана по старому стилю.

[10] ГАРФ. Ф. 9440. Оп. 1. Д. 2. Л. 1-1об. Цит. по: Балмасов С.С. Красный террор на востоке России. М., 2006. С. 137.

[11] Балмасов С.С. Указ. соч. С. 137-139, – со ссылкой на ГАРФ: Ф. 4369. Оп. 5. Д. 847. Л. 3-4. В списке 56 имен, но дважды указан епископ Соликамский Феофан (Ильменский).

[12] Список священно-церковно-служителей и монашествующих Пермской епархии, павших жертвами большевистского гонения на св. Церковь // Пермские епархиальные ведомости. 1919. № 1 (15 (28) марта). С. 13-19. В этом списке, основанном на официальных донесениях благочинных, не оказалось имен трех иереев из списка комиссии по расследованию преступных деяний большевиков.

[13] Балмасов С.С. Указ. соч. С. 149-151, со ссылкой на ГАРФ: Ф. 4369. Оп. 5. Д. 847. Л. 12-13.

[14] Новые жертвы большевиков из священнослужителей Пермской епархии // Пермские епархиальные ведомости. 1919. № 3-4 (15(28) апр. – 1(14) мая). С. 64.

[15] ГАПК. Ф. Р-746. Оп. 2. Д. 10. Л. 26. В телеграмме РТА сведения Епархиального совета приведены с ошибкой (опечаткой) в числе погибших протоиереев (якобы 19 чел., что не имеет никаких подтверждений).

[16] Пермские епархиальные ведомости. 1889. № 14. С. 297.

[17] Пермские епархиальные ведомости. 1892. № 15. С. 523.

[18] Памятная книжка для духовенства, изданная по случаю 500-летия блаженной кончины Святителя Стефана Епископа Великопермского, с приложением Адрес-календаря Пермской епархии на 1896 год / Сост. Иаков Шестаков, свящ. С. 96 (№ 247).

[19] Пермские епархиальные ведомости. 1904. № 24. С. 330; 1909. № 3. С. 31; № 21. С. 190.

[20] Пермские епархиальные ведомости.1913. № 6. С. 66.

[21] Справочная книга Пермской епархии на 1912 год / Сост. диакон Петр Ершов. Пермь, 1911. С. 24, 93 (№ 361).

[22] Оленев М.Б. Состав причта приходов Рязанской епархии 1873–1894 годы. Часть 6-я (М-О): Малеево Касимовского уезда: https://62info.ru/history/node/10256; Духовенство Рязанской епархии (по данным «Рязанских епархиальных ведомостей» 1865-1894 гг.). Часть 2-я (Г–Е): https://62info.ru/history/node/5756; Рязанские епархиальные ведомости. 1885. № 20. С. 489; 1890. № 4. С. 173.

[23] Выпускники Касимовского духовного училища: https://petergen.com/bovkalo/duhov/kasimovdu.html; Оленев М., Нефедов М. Учащиеся духовных училищ Рязанской епархии (1864/65 – 1906/07 учебные годы). Часть 1 (А-З): https://62info.ru/history/node/2773.

[24] Выпускники Рязанской духовной семинарии: https://petergen.com/bovkalo/duhov/ryazansem.html; Рязанские епархиальные ведомости. 1886. № 17. С. 504; Духовенство Рязанской епархии (по данным «Рязанских епархиальных ведомостей» 1865-1894 гг.). Часть 2-я (Г–Е): https://62info.ru/history/node/5756.

[25] Юбилейная памятная книга для духовенства, изданная по случаю 100-летия (1799, 16 октября – 1899 год) Пермской епархии с приложением адресов духовенства Пермской и Екатеринбургской Епархий. – Пермь, 1899. С. 215 (№ 92).

[26] Пермские епархиальные ведомости. 1899. № 11. С. 164; 1903. № 13. С. 152.

[27] Палладий (Добронравов) – епископ Пермский и Соликамский с 28 ноября 1908 г. до 30 июля 1914 г.

[28] Варлаам (Коноплёв; 1858–1918), преподобномученик, настоятель Белогорского Свято-Николаевского монастыря в сане игумена, с 1910 г. – архимандрита; расстрелян большевиками 25 августа 1918 г.

[29] О храме св. Иоанна Предтечи, г. Соликамск // http://solikamsk-kras.cerkov.ru/istoriya-monastyrya/; Соликамский Иоанно-Предтеченский Красносельский женский монастырь // https://itreba.org/ru/object/solikamskij-krasnoselskij-monastyr-1554/history.

[30] Справочная книга Пермской епархии на 1912 год. С. 86 (№ 322).

[31] Пермские епархиальные ведомости. 1917. № 20-21. С. 80.

[32] Юбилейная памятная книга для духовенства. С. 220; Адрес-календарь Пермской губернии за 1902 год. С. 45.

[33] Пермские епархиальные ведомости. 1889. № 14. С. 298; 1892. № 15. С. 524.

[34] Пермские епархиальные ведомости. 1903. № 34. С. 372; № 40. С. 475.

[35] Справочная книга Пермской епархии на 1912 год. С. 63 (№ 191).

[36] Пермские епархиальные ведомости. 1915. № 34. С. 332.

[37] Конюхов Петр Семенович – священник, сын расстрелянного в Оханске 15 октября 1918 г. сщмч. Симеона Конюхова, иерея единоверческой церкви с. Воробьи Оханского уезда. В июне 1919 г. при наступлении Красной армии ушел на восток вместе с белыми, дошел до Иркутска. В 1920-е гг. вернулся в Пермскую епархию. В 1925-27 гг. вновь служил в Крестовоздвиженской церкви с. Говырино, принадлежал к Патриаршей Церкви. Арестован 24 января 1927 г.; 3 февраля 1928 г. приговорен к высшей мере наказания, 1 марта по кассации расстрел заменен на 10 лет лишения свободы со строгой изоляцией. В 1945 г. проживал (и возможно, служил) в с. Добрянка Пермской обл. http://www.pstbi.ccas.ru.

[38] ПермГАСПИ. Ф. 643/2. Оп.1. Д. 11322. Цит. по: Сергия (Королева), монахиня. Красный террор в Оханском уезде.

[39] Пермские епархиальные ведомости. 1888. № 14. С. 231; 1889. № 15. С. 318.

[40] Адрес-календарь Пермской епархии на 1894 год и справочная книжка для духовенства. С. 161 (№ 244).

[41] Памятная книжка для духовенства… на 1896 год. С. 53 (№ 21); Юбилейная памятная книга для духовенства. С. 202.

[42] Пермские епархиальные ведомости. 1903. № 20. С. 232.

[43] Справочная книга Пермской епархии на 1912 год. С. 72 (№ 240).

[44] Пермские епархиальные ведомости. 1915. № 15. С. 129.

[45] Пермские епархиальные ведомости. 1918. № 15-17. С. 34.

[46] Морозов Василий Георгиевич родился в 1879 г. в семье священника с. Требунки Данковского у. Рязанской губ. В 1899 г. окончил Пермскую духовную семинарию. В 1900 г. рукоположен в сан священника к Николаевской церкви с. Верхние Муллы Пермского у.; в 1904 г. награжден набедренником. Состоял уездным наблюдателем церковно-приходских школ (1902-1911), написал работу «Краткий исторический очерк жизни и деятельности церковных школ в пределах Пермского уезда». В январе 1909 г. перемещен священником на диаконскую вакансию к Новокладбищенской Всесвятской церкви Перми, в том же году награжден камилавкой; являлся инспектором Пастырско-миссионерской школы имени о. Иоанна Кронштадтского и преподавателем по расколо-сектантству, патрологии и Священному Писанию Ветхого Завета; состоял членом Пермского уездного отделения Училищного совета. Перемещен к церкви в Мотовилихинском заводе, в конце 1914 г. назначен священником Богородице-Рождественской церкви Перми. В 1915 г. награжден орденом св. Анны 3 ст. Более 10 лет был Пермским уездным противораскольническим миссионером (1902-1913, 1914-1919), часто заменяя епархиального миссионера. После Февральской революции активно занимался общественной деятельностью; при Временном правительстве состоял в Губернском комитете безопасности от духовенства, выдвигался кандидатом в Городскую Думу и в члены Учредительного Собрания. В 1918 г. арестован Пермской ГубЧК за отказ повенчать незаконный брак, что квалифицировалось как саботаж, но через неделю освобожден. С февраля 1919 г. являлся редактором возобновленных изданием «Пермских епархиальных ведомостей». В июне 1919 г. эвакуировался с семьей в Сибирь. В мае 1920 г. жена умерла в Красноярске от тифа. Не позднее июня 1921 г. вернулся с детьми в Пермь на свой приход. Подвергался краткосрочному аресту; более 15 месяцев находился под следствием о контрреволюционной деятельности при власти Колчака. Возможно, именно поэтому в августе 1922 г. уклонился в раскол, вступил в группу «Живая Церковь» и стал членом обновленческого Пермского епархиального управления. В 1922 г. осужден трибуналом к 7 годам лишения свободы. Амнистирован. После освобождения вернулся в Патриаршую Церковь. К 1933 г. служил в Никольской церкви Перми. 12 января 1933 г. арестован. 4 июня 1933 г. Особым Совещанием при Коллегии ОГПУ приговорен по ст. 58-10 УК к высылке в Северный край (2 года условно).

[47] Сергеев Андрей Андреевич, протоиерей, ключарь Спасо-Преображенского кафедрального собора Перми, в 1910-е гг. член Пермской духовной консистории, затем Пермского епархиального Совета.

[48] Епитрахилью был задушен сщмч. Александр Малиновский, иерей с. Верх-Суксунского Красноуфимского у., погибший в г. Красноуфимске в конце августа 1918 г.

[49] Имеется в виду протоиерей Николай Бельтюков или священник Александр Савелов, служившие в с. Култаево Пермского уезда, изрубленные саблями 30 декабря 1918 г.

[50] ГАПК. Ф. Р-49. Оп. 3. Д. 453. Л. 119 об.

[51] Там же. Л. 136 об.-137.

[52] Политические репрессии в Прикамье. 1918–1980-е гг.: Сборник документов и материалов. Пермь, 2005. Документ № 24. Курсив мой, – Н.З.

[53] ГА ПК. Ф. Р-49. Оп. 3. Д. 453. Л. 1.

[54] Епископ Борис (Шипулин) был приговорен к 7 годам лишения свободы со строгой изоляцией; в силу ряда предшествующих амнистий срок наказания был сокращен до двух лет с зачетом 3-х месяцев предварительного заключения (ГАПК. Ф. Р-49. Оп. 3. Д. 453. Л. 239-240 об.). Освобожден досрочно 10 ноября 1923 г. «ввиду отбытия более половины срока наказания и хорошего поведения».

 

FacebookTwitterEmailWhatsAppSkypeTelegramOdnoklassnikiMail.RuViberVKРесурс